Осада Гуниба и пленение Шамиля в воспоминаниях Д.И. Святополк-мирского

Дзагалов Анатолий Сосланбекович, кандидат исторических наук

Осада Гуниба и пленение Шамиля – это известные исторические фрагменты, завершающего этапа войны царской России против Имамата[1] Чечни и Дагестана, которые достаточно подробно освещены многими авторами, очевидцами и современниками, участниками Кавказской войны. На эти события по горячим следам, и позже своими публикациями откликнулись журналы «Современник»[2], «Русский вестник»[3], «Русский Архив»[4], «Военный сборник»[5] «Русская старина»[6] «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа»[7] (СМОМПК), «Исторический вестник»[8], «Красный архив»[9], где были напечатаны статьи, воспоминания и письма А. Зиссермана, А. Орлова-Давыдова, М.Я. Ольшевского, С.Н. Шульгина, Н.Н. Стреллока, А. Аноева, С. Бушуева и других.

Не все публикации имели равное значение, многие из них демонстрировали яркий пример тенденциозности, не раскрывали истинных социально-политических причин событий, и освещали их в выгодном для царизма свете, оправдывая методы ведения войны и военно-колониальную систему управления. Тем не менее, именно благодаря этим материалам, до нас дошли важнейшие факты и эпизоды периода Кавказской войны, что позволяет сделать собственные выводы и заключения.

Особняком в этом ряду стоят воспоминания Военного министра в царствование Александра II, участника взятия Гуниба графа Д.А. Милютина, где детально описывается это время и само событие. Написаны мемуары были уже после его отставки – в 1889-1892 гг. Они долго не издавались и хранились в личном фонде графа в Отделе Рукописей бывшей Ленинской библиотеки. В 1997-2006 годах «Воспоминания генерал – фельдмаршала графа Д.А. Милютина», в семи томах опубликованы в Москве, под редакцией профессора Л.Г. Захаровой.

Указанные события запечатлены также в хрониках и воспоминаниях представителей противоборствующей стороны, возникших, как подчеркивал И.Ю. Крачковский, «в той самой среде, которой были посвящены». Исключительно важный фактический материал подготовил дагестанский арабоязычный автор XIX в. Гаджи-Али, который занимал в имамате[10] высокие должности и «был довольно близким к имаму человеком». Работа «Сказание очевидца о Шамиле» впервые опубликована в 1873 г. в «Сборнике сведений о Кавказских горцах». По мнению В.Г. Гаджиева, она основана «на личных впечатлениях автора с довольно широким использованием сведений, полученных им из вторых и даже третьих рук»[11].

Среди дагестанских исторических сочинений XIX века труды Абдурахмана из Газикумуха занимает особое место. Его наследие стало доступно широкому кругу историков и читателей сравнительно недавно, когда были опубликованы воспоминания автора «о делах жителей Дагестана и Чечни»[12].

Интересная информация о Кавказской войне и пленении Шамиля содержится в труде бывшего секретаря имама и муфтия имамата – Мухамада-Тахир Аль-Карахи, переведенном на русский язык А.М. Барабановым, и впервые опубликованном в Москве в 1941 г.[13].

С рукописными воспоминаниями[14] Д.И. Святополк-Мирского о князе А.И. Барятинском[15], хранящимися в Центральном государственном историческом архиве Украины, автор данной статьи впервые ознакомился в 2005 г. в ходе работы над кандидатской диссертаций. Но только по прошествии восьми лет было принято решение проанализировать и обнародовать отдельные эпизоды и исторические события Кавказской войны, описанные одним из высших офицеров Отдельного корпуса, и, что немаловажно, непосредственным их участником.

В военных кампаниях против «непокорных горцев» в 1859 г. Д.И. Святополк-Мирский возглавлял походный штаб Дагестанского отряда генерал-адъютанта барона А.Е. Врангеля, чьи подразделения вытеснили Шамиля из Аварии, заставили его укрыться в Гунибе, и принимали активное участие в штурме укрепленного аула. За отличия в этих событиях Д.И. Святополк-Мирский награжден орденами св. Анны 1-й степени и св. Владимира 3-й степени.

Несмотря на то, что историография данной проблемы является достаточно обширной, на наш взгляд, воспоминания еще одного очевидца гунибской драмы, его характеристика Шамиля[16] и военной обстановки, сложившейся вокруг этого, поистине знаменательного исторического события для всей кавказской кампании, вызовет интерес в научной среде.

До сих пор представленные материалы Святополк-Мирского не пользовались особым вниманием в научных кругах Украины и просматривались лишь одним исследователем – и то, в далеком 1950 г., когда изучение мемуаров о представителях высших сословий для советских ученых вообще не являлось актуальным, а вопросы покорения кавказских народов лишний раз старались не поднимать. Между тем, в воспоминаниях содержится подробнейшая характеристика князя А.И. Барятинского и важнейшая информация об исторических событиях на Кавказе, в которых он сам принимал активное участие. В них Д.И. Святополк-Мирский вновь возвращается к своему разладу с генералом Н.И. Евдокимовым в 1861 г., и описывает поездку в Париж, где выполнял личные поручения своего покровителя – князя А. Барятинского. Не мог естественно обойти вниманием Святополк-Мирский знаменательный в жизни князя Барятинского, и немало значивший для самого автора мемуаров – 1859 год, когда пленением имама Шамиля закончилась Кавказская война на Тереке. Это событие автор, один из его участников, описывает весьма подробно. Как известно, он занимал тогда должность начальника штаба войск Дагестанской области, и, будучи одним из приближенных главнокомандующего, согласно воспоминаниям, ежедневно бывал в палатке главнокомандующего под Гунибом, где доверительно общался с князем А. Барятинским и, следовательно, был в курсе всех значимых происшествий, случавшихся в ходе осады крепости.

Как следует из воспоминаний, Святополк-Мирский во время пленения Шамиля, находился вместе с бароном Врангелем и войсками в 100 шагах от места, где происходили основные действия[17]. Глава, которая посвящена интересующему нас вопросу, весьма обширна, состоит из 21 листа и называется «Воспоминания за 1859 г.».

Автор передаёт некоторые детали события, рассуждает о причинах, побудивших Шамиля к сдаче в плен; роли князя А.И. Барятинского в покорении Восточного Кавказа, его разрыве с Д.А. Милютиным и т. д.

«Приступая к описанию военных событий этого года, поскольку я был в них замешан посредством моих близких отношений к Барятинскому и в силу его ко мне доверия – пишет Д.И. Святополк-Мирский – я должен сделать над собой усилие, чтобы сказать всю правду. Должен сделать усилие потому, что чувствую, как читающие эти строки легко могут заподозрить меня не более чем в хвастовстве, и потому что мне придется указывать на слабости и ошибки людей, достойных уважения и глубоко многоуважаемых»[18].

Далее автор повествует о подробностях назначения его начальником штаба войск Дагестанской области, характеризует при этом своего непосредственного начальника барона А.Е. Врангеля[19], почтенным, благородным рыцарем, «но рыцарем часто капризным, а подчас и строптивым»[20].

Свои воспоминания об осаде аула и пленении Шамиля, Святополк-Мирский начинает словами: «Итак, драма близилась к концу. Грозный Шамиль с несколькими стаями, оставшихся у него приверженцев укрепился в Гунибе, последнем своем убежище. Его окружала со всех сторон масса наших войск. И мы все-таки стояли в недоумении, не зная, что делать и не без опасения относительно окончательного исхода дела. Причиною тому были не только крепость Гунибской местности, сколько нравственное обаяние, засевшего там героя»[21].

Автор анализирует последствия возможной гибели, или же прорыва из окружения Шамиля, говорит о выгоде для общего дела, в случае принуждения его к сложению оружия и сдаче в плен: «Мертвый или павший в бою, он остался бы в глазах горцев живой легендой, способной создать нам немалые затруднения в будущем. Успей он спастись бегством хотя бы один, и могла опять повториться история Ахульго[22]. Нам нужно было заставить его сдаться» – замечает Святополк-Мирский.

«Начавшиеся переговоры вначале ни к чему не привели, – продолжает автор – потому, что Шамиль не верил нам и имел право не верить, судя по прошлому. Тогда, по настоянию Милютина, Евдокимова и Кеслера было принято решение организовать осаду Гуниба по всем военным правилам. Так как осада требовала продолжительного времени, то присутствие князя А.Барятинского в расположении войск, было признано военачальниками нецелесообразным, якобы «могущим скомпрометировать главнокомандующего в глазах только, что покорившегося населения». Святополк-Мирский откровенно сообщает об интригах среди военачальников, которые хотели под благовидным предлогом удалить А.Барятинского из-под Гуниба, самим овладеть крепостью и присвоить себе всю славу покорителей Восточного Кавказа: «нашим славным начальством овладело какое-то умопомешательство, и впечатление это ощущал далеко не я один». Однако, по мнению автора воспоминаний, это торжествующее шествие по стране памятной нашими неудачами и кровавыми жертвами, стране только что считавшейся недоступной, было ему (Барятинскому – А.Д.) по сердцу, и правду сказать по своей наружности и приемам он вполне подходил к такой роли[23].

Как утверждает мемуарист, А.И. Барятинский приглашал его к себе ежедневно – больше для своего удовольствия, чтобы поговорить по душам о разных предметах. О деле говорилось только вскользь, мимоходом. Главнокомандующий был мастер уклоняться от разговора, которого не желал, «но я замечал, однако, что он часто задумывался и был чем-то недоволен» – подчеркивает Д.И. Святополк-Мирский.

Тем не менее, разговор который долго откладывался Барятинским, всё-таки состоялся, что было зафиксировано автором воспоминаний: «Наконец, не помню которого именно числа августа, он прислал за мной довольно рано, в необычный час. Я застал его в большом волнении, прохаживающимся быстрыми шагами по палатке, из угла в угол, как лев в клетке»[24].

Подробно излагается и содержание его разговора с А. Барятинским. Д. Святополк-Мирский пишет, что походив еще немного, главнокомандующий вдруг уперся на него своими проницательными глазами, которые горцы называли «гузлер-яман и сказал по-французски: «Вы знаете, что я смотрю на вас, как на родного брата, я знаю, что вы мне преданы и имею большое доверие к вашему мнению. Ответьте мне прямо и откровенно, ничем не стесняясь, на мой вопрос, – меня уговаривают уехать отсюда, и я уже почти согласился. Что вы об этом думаете?»[25].

Вы себе не можете представить, – ответил я – насколько я счастлив вашим вопросом, на который я могу ответить без минуты колебания. Вы должны умереть здесь на месте, или взять Шамиля.

От такого ответа, Барятинский пришел в восторг и умиление: «Да, – сказал он – вы правы, это, в сущности, было и всегда моим мнением, но вот что мне говорят. И он стал излагать доводы его официальных советников, которые, как полагает автор, не стоит, и «повторять из-за их неосновательности».

Результатом разговора стало то, что главнокомандующим тотчас было отдано приказание об отмене отъезда из-под Гуниба, чем по предположению автора, сильно огорчил своих советников: «Милютин был точно ошеломлен, он, казалось, с трудом верил происходящему на глазах, столь неожиданному, Евдокимов как будто о чем-то сожалел и о чем-то раздумывал. Оба они в глубине души считали себя, один в теории, другой – на практике, более знающим и умным, чем Барятинский и вдруг оказалось противное – дилетант превзошёл артистов»[26].

Воспользовавшись полученным правом советчика, Святополк-Мирский начал доказывать Барятинскому, что длительная осада Гуниба невозможна, и что Гуниб может и должен быть взят если не прямым штурмом, то «постепенной эскаладою»[27]. А.И. Барятинский не отвергал ни то ни другое предложение. Однако, он выразил опасение, что при штурме, Шамиль может погибнуть, между тем, как необходимо взять его живым. После долгих рассуждений, не согласившись на штурм, главнокомандующий остановился на том, что нужно разрешить «всем начальникам колонн делать попытки к овладению Гунибом по их усмотрению и под их ответственность, обещая щедрую награду тому, кто в этом преуспеет, и 1000 рублей тому лицу, которое возьмет Шамиля в плен»[28].

Автор воспоминаний откровенно пишет о том, что после этих событий, отношение высших офицеров отряда к нему ухудшилось, а его личное положение сделалось «затруднительным и фальшивым». «Главнокомандующий, так сказать, не выпускал меня из своей палатки, а после наших свиданий делались часто распоряжения, которые приписывались моему влиянию и многие стали смотреть на меня косо или прямо враждебно». Лишь только честный и добрый Врангель не имел претензий и говорил шутливо: «Я потерял начальника штаба, но он там (в палатке главнокомандующего – А.Д.) полезнее»[29].

Распоряжения, сделанные А. Барятинским, предоставившие большую самостоятельность и, давшие возможность проявить инициативу командующим колонн, наиболее знакомым с условиями местности и обстановкой на своем участке, оказались успешными. Как пишет автор: «войска с разных направлений одновременно бросились на штурм и взобрались на Гуниб, и раньше всех солдаты Апшеронского полка».

Автор воспоминаний выражает уверенность в том, что Шамиль сдался в плен только ради спасения своего семейства: «Он смерти не боялся, и, сдаваясь, ожидал скорее казни, чем помилования, несмотря на уверения Лазарева[30], встретившего его у выхода из аула».

Святополк-Мирский отмечает исключительную роль генерала Лазарева в событиях и показывает психологическое состояние Шамиля в момент сдачи в плен: «Полагаю, однако же, что увещевания Лазарева на него подействовали и Лазарев в том случае, как и вслед за тем, при обезоруживании мюридов, сопровождавших Шамиля, оказал важную услугу. Находясь с Врангелем и войсками в 100 шагах от аула, я видел, как Шамиль переговаривался с Лазаревым и после некоторого времени колебания двинулся к нам в сопровождении десятка мюридов. Все он были вооружены. Встретившись с Шамилем, Врангель подал ему руку, которую тот, однако, не принял. Шамиль имел вид взволнованный и решительный, как человек, идущий на казнь»[31].

Д.И. Святополк-Мирский откровенно пишет о том, что он при представлении плененного Шамиля главнокомандующему А.И. Барятинскому, не присутствовал, так как оставался на позиции перед аулом: «Изобразив меня на своей картине «Плен Шамиля», стоящим возле главнокомандующего, Горшельд[32] поддался фантазии артиста» – замечает он. Тем не менее, автор пытается воспроизвести эпизоды встречи Шамиля с Барятинским: «На приветствие Главнокомандующего и упрек, что он так долго медлил сдаваться, Шамиль отвечал грубо, сказав, что кто раз вступил в га-о […] тот остерегается – намек на случаи, когда он считал себя нами обманутым. Фраза эта, кажется, была смягчена переводчиком»[33].

Далее Д.И. Святополк-Мирский излагает свои мысли относительно того, кому из русских военачальников того времени, принадлежит главная заслуга в пленении Шамиля и покорении Дагестана и Чечни. «Итак, Шамиль взят – пишет он – покорение Восточного Кавказа, прослывшее невозможным, свершилось двумя годами раньше, чем на это рассчитывал главный исполнитель этого великого дела Евдокимов[34]. Кому же приписывать заслугу покорения Восточного Кавказа? Барятинскому или Евдокимову, или даже Милютину? Такой вопрос обсуждался уже неоднократно, и будет обсуждаться еще более в будущем».

У автора, по этому вопросу имеется своя собственная точка зрения, которую он пытается аргументировать, логически связав в единую цепь основные события на Кавказе, происходившие в последние несколько лет, с деятельностью Барятинского, Евдокимова и Милютина[35].

Святополк-Мирский предлагает представить себе, как повернулись бы здесь события с 1856 г., если бы в них не принимали участие названные им лица. «Не будь Милютина – убежденно говорит он – его легко заменил бы кто-нибудь другой. Не будь Евдокимова, завоевание Чечни случилось бы несколько времени больше. Не будь Барятинского, не было бы ничего из того, что при нем свершилось и можно даже допустить, что Кавказская война продолжалась бы до сих пор. Для меня, по крайней мере, это ясно, как день» – категорически резюмирует Святополк-Мирский.

Автор акцентирует внимание на основных факторах, которые, как он полагает, позволили так неожиданно быстро покорить Кавказ, – задачу, считавшуюся до сих пор недостижимой.

Их было три:

1. Воля главнокомандующего предпринять быстрое покорение Кавказа.
2. Предоставление нужных для этого средств.
3. Самое энергичное употребление этих средств, то есть беспрерывность военных действий против горцев, замене прежней системы временных экспедиций.

Д.И. Святополк-Мирский считает, что первый их этих факторов, находится исключительно в личности самого А.И. Барятинского, второй – предоставлен доверием к нему Государя, выделившего для окончания Кавказской войны необходимое количество войск и денег. Что касается беспрерывности военных действий, то автор напоминает, что еще в 1853 г. Барятинский указывал на эту меру, как на единственное средство покорения горцев. «Итак, – заключает свою мысль Святополк-Мирский, – источником главных факторов, приведших к быстрому покорению Кавказу, является неоспоримо Барятинский, всё остальное имело лишь вспомогательный характер».

Заслуга А.И. Барятинского, по мнению автора, состоит даже в том, что он выбрал Д.А. Милютина в качестве начальника своего штаба, и угадал с назначением Н.И. Евдокимова, пользовавшегося до того, чтобы там кто не говорил, «сомнительной репутацией наилучшего исполнителя своих намерений»[36].

Несмотря на слухи о злоупотреблениях Евдокимова, он стал одним из ближайших сподвижников Барятинского, который нашел в грубоватом, полуграмотном «генерале от народа», отличного практика, разделяющего его мнение и надежды, отличительными качествами которого, как следует из воспоминаний, были настойчивая непреклонность, безжалостная воля в преследовании цели, и понимание особенностей Кавказской войны[37].

В официальной переписке того времени вместо слова «покорить» стали употреблять другой термин – «умиротворение», авторство которого Святополк-Мирский приписывает Д.А. Милютину. Оценивая высоко Дмитрия Алексеевича, как человека высоких правил и поступков, доблестного гражданина, государственного деятеля, военного писателя и ученого – мемуарист не признает за ним военных заслуг и способностей. Роль его на Кавказе автор ограничивает, как пассивную и канцелярско-исполнительскую, чему он якобы имеет много доказательств[38].

При этом, Святополк-Мирский подчеркивает, что придя к такого рода выводам, вовсе не отрицает и не умаляет ничьи заслуги, от советников главнокомандующего, до рядового солдата, «проливавшего свою кровь и пот в борьбе с горцами»[39].

От признания исключительных заслуг князя А. Барятинского и восторженных эпитетов в адрес главнокомандующего, Святополк-Мирский переходит к критике его личных душевных качеств и показывает его малоприятные черты характера, такие как самомнение, тщеславие, обидчивость и эгоцентризм.

Взятие Шамиля, по свидетельству автора, привело Барятинского в какой-то детский восторг. Радость его не имела пределов и доходила даже до неприятного злоупотребления в отношении близких. Он постоянно возвращался к этому событию, вспоминая обстоятельства и подробности. Например, как послал в отряд А.Е. Врангеля Р.А. Фадеева с приказанием, противоречащим воззрениям Д.А. Милютина и Н.И. Евдокимова; и распекал Р.Х. Тромповского в Грозной, за то, «что не взял с собой красных штанов, чтобы сопровождать Шамиля в Петербург» и тому подобное.

Любимой темой разговоров А.И. Барятинского было также представление о том, что известие о взятии Шамиля попадет в Петербург именно 30 августа, как этому обрадуется Государь, «какие рожи скорчат» при этом его враги и завистники[40].

Д.И. Святополк-Мирский вспоминает, что после пленения Шамиля, тут же на Кечерских высотах, стал свидетелем сцены, когда он с Д.А. Милютиным находились в палатке А.И. Барятинского. Главнокомандующий снова стал говорить о последних событиях, акцентируя внимание на том, как он предвидел и предсказал, все что случилось, вспоминал Тромповского и прочее. Д.А. Милютин, которому такой разговор не мог быть приятен и даже надоел, как показалось автору, вдруг обронил: «Что же это колдовство?». «Нет не колдовство Дмитрий Алексеевич, – возразил серьёзным тоном Барятинский, – а верная оценка обстоятельств»[41]. На этом разговор прекратился, и, по мнению Д.И. Святополк-Мирского, сей эпизод стал началом последующих столкновений, завершившихся полным разрывом отношений между Д.А. Милютиным и А.И. Барятинским.

Подводя итоги, можно сказать, что воспоминания Д.И. Святополк-Мирского об осаде Гуниба и пленении имама Шамиля, как исторический источник, имеют важное значение. Они точны, содержательны, обеспечены прямыми достоверными суждениями и написаны чрезвычайно информированным и компетентным человеком, участником и очевидцем событий, генералом, особо приближенным к главнокомандующему. В воспоминаниях отражены превосходное знание автором всех перипетий Кавказской войны, его природный ум, наблюдательность и общественно-политические взгляды. Личные симпатии не помешали ему критически подойти к описываемым событиям, осветить некоторые закулисные факты и беспристрастно охарактеризовать каждого из упомянутых им действующих лиц. Все это повышает значимость воспоминаний Д.И. Святополк-Мирского и придает его творческому наследию особую ценность.

[1] Имам – духовное лицо в исламе.

[2] Зиссерман А. Очерк последних военных действий на Восточном Кавказе // Современник, 1860, №7. Режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1840-1860/Zissermann/ocerk4.htm

[3] Внутренние известия //Русский Вестник, 1859, №9. Режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1840-1860/RV/9_1859.htm

[4] Гр. А.О-Д. Частное письмо о взятии Шамиля. 1859  // Русский Архив – М., 1869 – т. 6, с. 1046-1063.

[5] Стрелок Н.Н. Из дневника старого кавказца // Военный сборник, 1870, №11.

[6] Солтан В. На Гунибе в 1859 и 1871 гг. //Русская старина – СПб, 1892 – т. 74, с. 392-418.; Записки М.Я. Ольшевского. Кавказ с 1841 по 1866  // Русская старина – СПб, 1894  – т. 82, с. 228-240

[7] Шульгин С.Н. Рассказ очевидца о Шамиле и его современниках // СМОМПК – Тифлис, 1903, т. 32, с. 10-24

[8] Аноев А. Из кавказских воспоминаний // Исторический вестник, 1906, №9.

[9] Бушуев С. К биографии Шамиля // Красный архив, 1941, №2 (105).

[10] Имамат Шамиля – теократическое государство, существовавшее на территории Дагестана и Чечни в 1829-1859 гг. Наибольшее развитие получило во время правления имама Шамиля. Завоевано Российской империей в ходе Кавказской войны.

[11] Гаджиев В.Г. Предисловие. Гаджи-Али и его место в изучении истории движения горцев Дагестана и Чечни под водительством Шамиля. Режим доступа: http://a-u-l.narod.ru/Gadji-Ali_Skazanie_ochevidza_o_Shamile.html#glava-p

[12] Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний Абдурахмана, сына шейха Тариката Джамалуддина ал-Хусайни о делах жителей Дагестана и Чечни. – Махачкала, 1997. Режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/Arabojaz_ist/Gazikumuchi_III/text4.htm

[13] Мухамад-Тахир аль-Карахи. Блеск дагестанских шашек в некоторых Шамилевских битвах / Перевод А. Барабанова  — М. 1941.

[14] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89. Воспоминания Д.И. Святополк-Мирского о Барятинском. 101 л.

[15] Барятинский Александр Иванович (1815-1879), генерал-фельдмаршал, главнокомандующий войсками Отдельного Кавказского корпуса. С его именем связано окончание Кавказской войны и пленение Шамиля в 1859 г.

[16] Имам Шамиль вместе со своими родственниками и обслугой в 1868-1869 гг. жил в Киеве на ул. Крепостной.  Об этом извещает бронзовая мемориальная  плита на доме по ул. Крепостная №4.

[17] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 80.

[18] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 67.

[19] Речь идет об участнике Кавказской войны  генерал-лейтенанте бароне Александре Евстафьевиче Врангеле (1804-1890)

[20] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 67.

[21] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 76 об.

[22] Имеется ввиду блокада и штурм в августе 1839 года дагестанского аула Ахульго, — резиденции Шамиля. После его падения, раненому Шамилю удалось вырваться из окружения вместе с двумя десятками сподвижников и через некоторое время собрать новые отряды и продолжить борьбу.

[23] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 76.

[24] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 77.

[25] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 77 об.

[26] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 76.

[27] Эскалада с французского языка – «лестница», – штурм крепостей с помощью лестниц.

[28] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 79.

[29] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 79 об.

[30] Лазарев Иван Давидович (1820-1879) – российский генерал армянского происхождения, перед капитуляцией Шамиля отправился к нему в Гуниб, для переговоров об условиях сдачи в плен.

[31] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 80.

[32]  Речь идет о немецком художнике Т. Горшельте, очевидце событий под Гунибом, авторе картины «Пленение Шамиля».

[33] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 81 об.

[34] Евдокимов Николай Иванович. (1804-1873) генерал от инфантерии, активный участник Кавказской войны, принимал участие в осаде и штурме Гуниба.

[35] Милютин Дмитрий Алексеевич (1816-1912), генерал-адъютант, военный и государственный деятель России, принимал участи в осаде и штурме Гуниба. 

[36] Святополк-Мирский намекает на известные темные стороны деятельности генерала Евдокимова на Кавказе, связанные с финансовыми махинациями, и имевшим репутацию откровенного казнокрада. Согласно воспоминаниям А. Зиссермана, А. Барятинский прикрывал своего исполнительного подчиненного от царского гнева, а критикам Евдокимова говорил: «Евдокимов украдет 100 рублей, а пользы принесет на 10 тысяч». См. Муханов В.М. Наброски к портрету генерала Н.И. Евдокимова // Кавказский сборник, – Т. 5, (37) /Под ред. В.В. Дегоева. – М., 2008. – с. 156-158.

[37] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 83.

[38] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 84 об.

[39] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 83 об.

[40] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 85 об.

[41] ЦДІАК України Ф. 2056, оп. 1, д. 89, л. 86.

Опубликовано: Дзагалов А.С. Осада Гуниба и пленение Шамиля в воспоминаниях Д.И. Святополк-Мирского. // Спеціальні історичні дисципліни: питання теорії та методики. – Киев, 2015. – Ч. 26-27. Інститут історії України НАН України – С. 245-254.